Папа Анюты был инженер. А в 60-е годы двадцатого века в стране по имени СССР инженеры получали такую зарплату, что про них сочинили анекдот:
« Подходят грабители к человеку и говорят: -Снимай часы. - Нет, - говорит, - у меня часов. – Ну, тогда снимай пальто. – Братцы, - говорит, - в чём же я буду ходить на работу?
- А кем ты работаешь? – Да инженер я. – Инженер? Жора, отдай ему свой макинтош.»
Поэтому у Анюты с одежонкой было негусто, что решительно уводило её с пути девчачьего кокетства на стезю повышения интеллекта и сугубо товарищеских отношений с мальчишками. И в Москву на каникулы, как кое-кто из её подружек, она не могла сорваться. А хотелось очень.
Окончив учёбу, Анюта начала работать. Тоже, как папа, - инженером. Часть денег отдавала родителям, а часть понемногу откладывала на поездку в столицу. В Москву! В Москву!
В театр на Таганке, в Большой, в музеи!
И вот – состоялось. Любовь Анюты к Москве была так велика, что ожидая такси, чтобы добраться до родственников, она ощущала подошвами землю и млела: московская!
Носилась по Москве с утра до вечера. Прибегала к родственникам полумёртвая, ужинала, принимала душ – и в театр. Иногда одна, иногда с тёткой – чопорной старой девой.
Из нарядов у Анюты была юбчонка, сшитая собственноручно, и свитерок, собственноручно же связанный.
Собираясь в театр, тётка неизменно задавала вопрос: - В каком туалете ты будешь сегодня? - Всё в том же, тётя, - отвечала Анюта и прикалывала брошку для пущего шику.
Вечером, накануне отъезда, Анюта решила попытать счастья и пострелять билетик в театр на Таганке. Крики «у кого есть лишний билетик?» встретили её ещё в метро. Поднявшись на эскалаторе, Анюта увидела густую орущую толпу. - Нет, - качала она головой, - сама ищу.
Безнадёжно стала в сторонке, глядя по сторонам.
Прозвенел звонок. Площадь опустела. Анюта не уходила. И вдруг она увидела летящую прямо к ней даму с билетами в руках! - Скорей, девушка, уже началось, потом разберёмся, - сказала дама, и они влетели в фойе. За билет дама взяла с Анюты рубль десять. Но главное чудо ждало её впереди.
В антракте Анюта хотела пойти в буфет, полакомиться московской вкуснятиной, но её благодетельница попросила пойти с ней в туалет. Отказать Анюта не решилась. Та буквально влетела в кабинку, сунув в руки девушки свою сумочку. Анюта, поколебавшись, вручила ей свою, когда пришла её очередь войти. Во втором отделении дама почувствовала себя плохо. Она, извинившись, вышла из зала и больше не возвращалась.
Когда, отстояв в толпе длиннющую очередь, Анюта протянула номерок, то , вместо перелицованного пальтеца, гардеробщица подала ей… норковую шубу!
- Это не моё! – воскликнула девушка, но гардеробщица и слушать ничего не хотела. Она носилась, как ракета, чтобы обслужить сотни людей.
- Жди, когда все уйдут. Авось, обнаружится твоя пропажа, а я никогда не ошибаюсь.
Пока рассосалась толпа зрителей, Анюта обдумала ситуацию. Стало ясно, что «благодетельница» подменила номерок, пока держала анютину сумочку. Может быть, за ней следили – враги или милиция, быть может, её даже арестовали на выходе. Теперь не узнаешь. Уже поздно. Завтра утром поезд.
- Поеду-ка я домой, - решила Анюта и надела шубу.
Засыпая, она всё никак не могла понять, что за чудо с ней приключилось. И уже скорее во сне, чем наяву, услышала голос: «Спи, дурочка, это тебе от Москвы подарок за твою любовь».
из жизни милиционера васи
Вася Шпиталенко не был коренным москвичом. Когда-то молодым хлопцем, гордым и весёлым дембелем, слегка поддатым и полным надежд, возвращался он на ридну Украину.
В долгом пути «додому» кого только ни встречал он в узких коридорах поездов, в тесных купе и дребезжащих железным гулом тамбурах. Студенты с гитарой, командированные, молодые мамаши, запихивающие в рот сынкам и дочкам куски домашних котлет и помидоров, чтобы те, не дай Бог, не похудели в дороге.
Однажды, выйдя в коридор покурить, Василий обратил внимание на девушку, стоящую у окна. - Красивая девка, ничего не скажешь, - подумал Вася. Разговорились. Дивчина ехала в Москву поступать в университет. Видимо, и лихой дембель ей тоже приглянулся, этой интеллигентке. Было в нём что-то распахнутое, какое-то незнакомое обаяние, отсутствующее начисто у её высоколобых провинциальных друзей-интеллектуалов. Нет, грех жаловаться, её мальчики были замечательные: эрудиты, остроумцы и прочее, и прочее. Но от изумлённых глаз этого парня у неё незнакомо таяло в груди.
Они простояли в тамбуре до утра. Не ели, не пили – она читала ему стихи, знала их огромное количество, Василий рассказывал о службе, о планах на будущее.
У матери Василий пробыл всего три дня. Оформив документы по лимиту, помчался в Москву к своей Маринке. Поступил в милицию, получил комнатёнку в коммуналке, начал учиться на юридическом. Не то, чтобы он очень этого хотел, просто Маринка сказала: - Диплом получишь – поженимся. Но в процессе учёбы увлёкся, читал много, гораздо больше, чем задавали: криминалистика и право занимали все его мысли. Не считая Маринки, конечно, с которой они целовались каждый вечер до часу ночи, а то и позже, благо, не надо было бояться закрытия метро – милиционера любой подвезёт, хоть через всю Москву.
Прошли годы, и теперь Марина с Василием считали себя настоящими москвичами. У них была семья, сын Димка, любимая работа, друзья. Васина карьера сложилась успешно. Конечно, в начале были и погони за жуликами, и патрулирование. Но Вася как мужик честный во время «наружки» не спал в машине, не филонил. Да и мозги у него работали чётко и слаженно. Поэтому он рос по службе неуклонно и числился на Петровке не последним человеком. Жизнь стала более размеренной и обеспеченной. До покупки машины, правда, дело ещё не дошло, но имелась отдельная квартира, продуктовые заказы приносил Вася отменные, да и свободное время появилось. Оставляя сына Димку у Марининой тётки, ходили в гости, в кино, иногда даже в консерваторию. Бывали, конечно, и авралы – милиция всё ж таки, не что-нибудь.
Например, в этом месяце Вася со своими парнями набегался до умопомрачения. Днём и ночью бригада выслеживала странного преступника. Он убивал старушек и стариков из «бывших», грабил их и исчезал. И что интересно: во многих случаях соседи видели потерпевших, входящих в подъезд с пожилым человеком, но ни разу никто не видел этого гостя выходящим. Вася с ребятами грызли землю, сидели в засадах по ночам – и всё без толку…
Сегодня у Васи случился отгул. Он шёл домой к своей Маринке. Запах котлет услышал ещё на лестнице.
- Какие новости? – спросил Василий, целуя жену в кудрявую макушку, - Димка дома?
- Да, потому что сегодня у тёти Ады нет для него времени. Она каталась на лыжах в Сокольниках со своим новым поклонником и сейчас собирается пить с ним чай с пирогами.
- М-м-м? – спросил Вася, прижимаясь к тёплой Маринкиной спине, - что ещё за поклонник?
- Да старикан какой-то. Новичок из группы «Здоровье». Обхаживает её уже с месяц по всей науке. Цветуечки зимой, ах, Пастернак, ах, Мандельштам! Представляешь, книжку Ахматовой ей подарил. Как тут устоять старушке? К тому же красавец, грива седая, борода…
Васю, совсем уж было забравшегося под кофточку к жене, внезапно как ударило током.
Но не от Маринкиных флюидов: жене было не до этого – она переворачивала котлеты на сковородке. Нет, это было то, что когда-то называлось наитием, а теперь – интуицией. Васе, однако, было не до лингвистики. В три скачка он оказался в прихожей. Схватив куртку, сорвал с крючка ключ от тёткиной квартиры и с воплем: «Грей борщ, я скоро!» выскочил из дома.
Повезло с такси. Через десять минут Василий, потихоньку повернув ключ в замочной скважине, оказался в адусиной квартире. Тётка сидела в кухне у накрытого к чаю стола. На нём красовались пирожки, кулебяка, мёд, варенье и две чашки. Кроме тётки, в кухне никого не было, зато из ванной комнаты доносился плеск воды. - Однако! – подумал Вася и, поцеловав тётку, спросил невинно: - Ты одна, Адуся? -Тётка умела краснеть, как гимназистка. Потупившись, она сказала: -Видишь ли, Васенька, у меня вообще-то гость. Мы вернулись из Сокольников попить чайку, и он попросил позволения прежде принять душ. Только вот что-то больно долго не выходит.
Чай простыл уж.
Пододвинув деревянную табуреточку, Василий заглянул в окошко, выходящее из ванной комнаты в кухню. Перед зеркалом на мокром полу ванной стоял голый молодой детина и добривал последние клочья крашеной седой бороды.
- Есть Бог на свете! – подумал Василий и хлопнул себя по карману куртки.
Наручники были при нём.
